NGO On-line Centers ,,Prof. Adriana Grigorescu”(București) & ,,Mircea și Ilinca Roșcu (Filipeștii-de-Pădure, jud.Prahova)” lansează pe 20 iulie 2022 volumul al II-lea ,,M.Zenkevici văzut de Prof.Univ.Dr.Dumitru Balan” în: International Summer School of ,,Paul Polidor” Festival / Cultural Interferences (XXIII=1999-2022). Ediție tipografică de lux.
În imagine: părinții poetului PAUL POLIDOR, MIRCEA ROȘCU (1941-1986) și ILINCA ROȘCU în anii 60 ai secolului trecut.
MARI POEȚI AI LUMII din: GERMANIA, STATELE UNITE ALE AMERICII & RUSIA în tălmăciri semnate de DUMITRU BALAN (Membru al UNIUNII SCRIITORILOR din ROMÂNIA) & PAUL POLIDOR (Membru al ACADEMIEI de LITERATURĂ și ARTE a UCRAINEI). Texte de și despre MIHAIL ZENKEVICI și
RAINER MARIA RILKE, GERMANIA (1875-1926)
IVAN BUNIN (1870-1953)=LAUREATUL PREMIULUI NOBEL pentru LITERATURĂ în 1933
NIKOLAI GUMILIOV (1886-1921) POET UCIS DE REGIMUL SOVIETIC
KONSTANTIN SIMONOV (1915-1979)
ERZA POUND (S.U.A., n.1885), O JUMĂTATE DE SECOL DE LA MOARTE (1972-2022)
REVISTA DE MANAGEMENT EDUCAȚIONAL ȘI CULTURAL (Nr.20-ANIVERSAR, Director fondator: PAUL POLIDOR), în care apare această ediție revizuită și adăogită a textelor mai-sus amintite, poate fi consultată atât la BIBLIOTECA NAȚIONALĂ a ROMÂNIEI, cât și la FUNDAȚIA ,,PAUL POLIDOR” din CAPITALĂ.
În premieră on-line: textul ,,EROS ȘI TANATOS ÎN POEZIA LUI MIHAIL ZENKEVICI” semnat de PROF.UNIV.DR.DUMITRU BALAN (scris la v\rsta de 88 de ani): ЭРОС И ТАНАТОС В ПОЭЗИИ МИХАИЛА ЗЕНКЕВИЧА* Думитру Балан (Бухарест)
В Румынии, к сожалению, до сих пор творчество Михаила Александровича Зенкевича, этого талантливого поэта Серебряного века не известно не только просвещённой читательской публике, но даже и многим учителям языка и русской литературы. Правда, имя его упоминалось на курсах лекций по русской литературе на русских отделениях университетов Бухареста, Ясс, Клужа и Тимишоары. Впервые, как мне известно, я и мой коллега по кафедре русской литературы бухарестского университета Вирджил Шоптереану включили в свою антологию на русском языке Русская поэзия конца XIX– начала XXвека (Бухарест, 1975, второй тираж – 1976) несколько стихотворений Зенкевича вместе с краткой библиографической справкой о русском поэте.
В лирике Зенкевича явствуют мощные страстные эмоции, переплетающиеся с нарочитой рациональностью. Стихи дышат особым «солнечным» Эросом, ведущим нередко в таинственный темный мир, мир неживой материи, мир Танатоса.
Зигмунд Фрейд отметил контрастную, нo органичную ассоциацию между Эросом (инстинктами жизни)и Танатосом (инстинктами смерти). Именно присутствие этого странного симбиоза придало эротической литературе всех времен более глубокую идейную и эстетическую долговечностью
Любовь к женщине, окрашенная прямым участием непредсказуемой природой создают как бы реалии для перехода в потусторонний мир, как например, в стихотворении 1908 года:
То был твой снежный поцелуй.
Оранжевел блеск винных струй.
И от холодности бесстрастной
Кипел мой череп влагой красной.
И усмехалась ты потом
Своим девичьим, тонким ртом,
В ответ весёлые бубны
Звенели средь пестроты туманной
Гремел вальс дикий и вакханный…
Бред
|
За эротическим у Зенкевича – реальная чувственность, авторское видение, основанное на искренности, на прямоте любовного обращения, на чём поэт особенно настаивает:
А ты вся та же. В прозрачной одежде
С лебедями плескаешься в полдень в пруду,
Твои кудри – мимозы и сжимаются прежде,
Чем я кудрями к ним припаду.
Вот смотри – я, твой господин и невольник,
Меж колен раздвинув передник из роз
Целую на мраморе царственный треугольник
Нежно курчавящихся золотых волос.
Золотой треугольник
Женщина в представлении поэта-акмеиста – изобильный ряд остановленных мгновений красоты, сопоставимых с элементами неодушевлённого мира:
Ты, смеясь, средь суеты блистала
Воронёным золотом волос,
Затмевая лоск камней, металла,
Яркость мертвенных, тепличных роз. […]
Звезды что? С бесстрастием металла
Освещают вечность и хаос.
Я ж всё помню – ласку рта коралла,
Сумрак глаз и золото волос.
Ты, смеясь, средь суеты блистала…
В лирике Зенкевича встречаются и патетические слова любви, и страстная исповедь, которой поэт не стесняется, а, наоборот, выявляет с подчёркнутым пафосом, как например, в уже упомянутом Золотом треугольнике, где любимая уподоблена Беатриче Данте, или в стихотворении Женщине, где примерным эталоном фатального притяжения становится немеркнущий библейский прототип:
Пусть дебрей скучных мы наследники,
Вновь наши райские сады,
Неси же в лиственном переднике,
Как Ева, царские плоды.
Посмертная жизнь в конечном счёте не является тем потусторонним миром, каким представляют его в античной или христианской мифологии. Скорее всего, это тёмный мир спокойного безбоязненного будущего, принимающего равнодушно жертвы житейского пространства. Иногда суггестивно Танатос освящается яркой любовью:
И я думал, смиряя трепет жгучий:
Как в нежных любовниках, убойную кровь
И в быке каменнолобом удром созвучий
Оглушает вечная рифма – любовь!
Бык на бойне
Но, как правило, возвеличение любви вплоть до космических широт позволяет поэту воздвигнуть некий экзистенциальный абсолют радости и жизнелюбия в противовес тёмно-потустороннему миру:
Как солнце пламенем – любовью бей,
Плещи лазурью радость! Знаю – сгинут
Твои объятия и для скорбей
Во мрак я буду от тебя отринут.
И смертные счастливцы припадали…
Или в том же ключе, характерном для Зенкевича в поэзии
которого, как метко отметил видный поэт и литературовед Михаил Синельников, поэт–акмеист выразил «некое властное начало» и «в ранних стихах Зенкевича была свежесть действительного первородства».[1]
Подняться высоко, как мощный, яркий гений,
Блеснуть кометою в тумане вековом;
И воспалённо грезить средь видений,
Как выродок в бреду безумном и больном.
Мы можем всё… И быть вождём-предтечей…
Просить на паперти, как нищие слепцы…
Мы сотканы из двух противоречий.
И двух миров мы воины, жрецы.
Мы носим всё в душе – сталь и алтарь нарядный…
Поэзия Михаила Зенкевича притягивает и тем, что наблюдения, рассуждения, высказывания ведутся сдержанным тоном душевного разговора, предполагающего взаимопонимание, согласие с тем, что бесповоротно происходит с любовью лирического героя в обыденном земном мире, а также в том плавном, без особых коллизий переходе в незнакомый мир теней, в Танатос, в царство смерти.
Но всегда над Эросом и Танатосом торжествует духовность, исходящая в основном из христианской религии (кстати, аспект малоизученный критикой):
Стары все излияния твои,
И славы плагиат тебе не даст:
Песнь песней всё сказала о любви,
О смерти всё сказал Экклезиаст.
Поэт, зачем ты старое вино…
А душа является тем надёжным звеном, связывающим светлый, радующий глаз и мысли Эрос с бездной неведомого, но уже не такого страшного Танатоса. Душа в поэзии Зенкевича единична для любого живого существа, неповторима и независима:
Со студёной волною сольётся волна
И спаяется с яркой звездою звезда,
Но то звёзды и волны… Душа же одна,
Ей не слиться с другой никогда, никогда.
Нам, привыкшим на оргиях диких, ночных…
Глубокая философичность и своеобразный «эстетизм» характерны в особенности для поэзии Михаила Зенкевича первых двух десятилетий XX века, поэта-акмеиста, отдавшего порою и дань поэтике символизма, в последующие жедесятилетия онпроявил свой яркий талант преимущественно в области перевода мировой лирики и в создании своих оригинальных «беллетристических» мемуаров.
2021
[1]Михаил Синельников Узень большой и малый // «Юность», 2010 № 7-8 (654-655), с.84.
